Вызов врача - Страница 18

Ирина замолчала. Вспомнила, как пила морс, взятый у умирающего. Потому что мучила жажда, и на сантименты времени не было — уже ввозили на каталке нового инфарктника. Кисло-сладкий клюквенный морс подействовал на Ирину как мертвая вода — все опротивело. Все — это работа вполсилы, когда не хватает лекарств, ломается оборудование и гибнут люди, которых теоретически могли бы спасти.

— После того морса, — спросила Мария Петровна, — ты в участковые терапевты подалась?

Мать угадала верно. Но Ирина не собиралась подтверждать ее догадки. Да и вообще напрасно разоткровенничалась. Нашла перед кем!

— Все-таки я верю, что ты очень хороший специалист! — убежденно произнесла Мария Петровна. — Ира, ты знаешь, у меня… у меня…

— Ну, говори! — подтолкнула Ирина. Мария Петровна явно боролась с собой: открывала рот и молчала, разводила руки и соединяла их в замок. Борьба не увенчалась успехом.

— Чепуха! Не обращай внимания! — уныло проговорила Мария Петровна.

— Трусишь? Но я до ночи здесь сидеть не намерена, пока ты созреешь. Да, я знаю, что у тебя нашли рак щитовидной железы.

— Знаешь? Откуда? — изумилась Мария Петровна.

— Не во сне же твои диагнозы увидела! Разговаривала с врачами из ведомственной поликлиники, где ты раньше наблюдалась. Зачем вырвала из медицинской книжки заключение онколога? Ты его уничтожила?

— Нет, спрятала.

— Я все поняла еще час назад. Ты устраиваешь чехарду с врачами, потому что ищешь того, кто мог бы тебя вылечить. Конкурсный отбор на владение секретом врачевания проводишь? Операции смертельно боишься и надеешься на чудо.

— Не к экстрасенсам же мне обращаться. Я в них не верю.

— Веришь. Шиворот-навыворот, но веришь. Ищешь исцелителей среди фельдшеров «Скорой помощи» и участковых терапевтов. Разумная образованная женщина, а ведешь себя как невежественная баба! Отдаешь себе отчет, скольким людям своим мракобесием нервы испортила? Думаешь, твои комплексы у тебя на лбу написаны? Врач видит, что ты блажишь и издеваешься над ним. За что?

— Ладно, не снежные, не растаяли. Конверты с деньгами никому силой не пришлось заталкивать, из рук выхватывали. Та, что в туалете сидела, еще и прибавку за вредность просила. У меня больше не было, так она продуктами взяла.

— Нечего насмехаться над нищетой врачей!

— Не над нищетой их кошельков я насмехаюсь, а над нищетой мозгов.

— У самой от страха смерти мозги набекрень!

— Не боюсь я смерти! Непереносима мысль о беспомощности моего тела, гниющего заживо.

— Нам дела нет, чего ты боишься!

— Нет дела? Ира, скажи, когда ты узнала, что у меня болезнь смертельная, тебе не хотелось… ты не думала ко мне прийти?

— Зачем?

— Действительно, зачем? Я ведь в тайне все держала, словно не опухоль у меня, а срамная болезнь или проказа. Не хотела, чтобы люди относились ко мне с брезгливой жалостью.

— Потому что сама людей презираешь.

— Неправда!

— Правда! Человек больше всего не любит в других собственные недостатки. И меня никогда ты по-настоящему любить не сможешь, потому что я всегда буду напоминать о страшном грехе.

— Это ты у какого-нибудь Фрейда с арктикой вычитала?

— При чем здесь Арктика?

— Арктикой в народе лысину называют. Видишь, как много ты еще не знаешь. И Фрейд тебя всему не научит.

— Твой случай и без Фрейда ясен. На краю жизни хочется обрести покой и прощение.

— Хочется, — кивнула Мария Петровна.

— Вернись к параграфу первому своего устава, — посоветовала Ирина.

— Какого устава?

— По которому ты жила. Параграф первый — у меня нет ребенка. Параграф второй — если ребенок все-таки есть, смотри параграф первый.

— Думаешь, старые анекдоты перефразировать остроумно? Ира, ты сказала про край жизни… Понять чувства человека, который одной ногой в могиле…

— Они мне неинтересны, твои переживания. Но как врач, я должна сказать…

— Не боишься на себя грех взять?

— Какой грех?

— Руку матери умирающей оттолкнуть. Мария Петровна протянула через обеденный столик руки ладонями вверх, надеясь, что Ирина вложит в них свои ладошки. Ирина демонстративно убрала руки за спину.

— Двадцатый раз тебе повторяю: нет у меня матери! И в моей мелкой, как ты считаешь, душонке для тебя не найдется ни любви, ни сострадания, ни уважения — ничего!

Мария Петровна оперлась локтями на стол, сцепила пальцы, прижалась к ним подбородком.

— И за гробом моим не пойдешь?

— С того света подсматривать собираешься? Не выйдет. За бананами тоже ко мне не присылай.

— Это жестоко. Может, справедливо, но очень жестоко и больно. Ирина, у меня ведь квартира, большая, министерская. А вы теснитесь, друг у друга на головах сидите. Я ее, квартиру, вам, а вы, а ты… внук…

— Теперь ты пытаешься меня подкупить.

— Пытаюсь.

— Напрасно. Что касается квартиры, она все равно мне отойдет. Я — единственная наследница, других детей и родственников нет, материнства тебя не лишали, и сама ты от него не отказывалась, так что по закону после твоей смерти квартира — моя.

— И ты это давно знала?

Мария Петровна откинулась на спинку стула, зажала голову руками, словно хотела удержать рвущиеся наружу горькие и страшные мысли.

— Естественно, — пожала плечами Ирина.

— Заранее все спланировала?

— Если в нашу суматошную жизнь не вносить элементы планирования и организации, она приобретет характер хаоса.

— Твои отец и муж тоже на чемоданах сидят?

— Оставь в покое мою семью!

7

Мария Петровна резко встала, подошла к раковине, набрала из крана воды, жадно выпила. Потом с размаху грохнула чашкой об пол, та разлетелась на мелкие кусочки.