Вызов врача - Страница 3

— Что это? — воскликнула Ирина Николаевна. Она в изумлении поднесла листок, который читала, ближе к глазам.

— Где?

— В вашей медицинской карте. — Ирина Николаевна повернулась к больной и потрясла в воздухе картой.

— Тебе лучше знать. Твои коллеги-гробокопатели писали.

— Но это какая-то отсебятина, вставки!

— Комментарии, — язвительно уточнила Мария Петровна.

Такого Ирина Николаевна еще не видела! В строгий медицинский текст, поверх строчек, со стрелочками, указывающими на место «комментария», были вписаны издевательства. Выглядело это так:

«Состояние средней тяжести не до конца угробили. Кожные покровы обычной окраски хоть с негром не спутали. Язык чистый, влажный можете им побриться, козлы! Живот мягкий, безболезненный спасибо, клистиры научились ставить. Печень у края реберной дуги а в ней вся ваша долбаная медицина и мать ее завполиклиникой! Нестабильная стенокардия заботьтесь о стабильности собственной половой жизни, кастраты-гиппократы!»

— Зачем вы испортили документ?

— Веселье нашло, то есть злость. Но ты мне морали не читай! Моя карточка? Моя! Что хочу, то в ней и пишу.

— Писательница! — тихо, сквозь зубы, прошептала Ирина Николаевна. И громко добавила: — Здоровье не повод для веселья! Тем более в вашем возрасте!

— В каком таком моем возрасте? Ты знаешь, сколько мне лет? Да мы с тобой почти ровесницы!

— Год рождения вы только тут, в карточке, подтерли или в паспорте тоже?

— Ты врач или милиционер? Может, добровольная помощница правоохранительных органов? Иди, валяй, настучи про меня прокурору, сексотка!

Ехидные выпады Марии Петровны если и ранили докторшу, то внешне это не было заметно. Ирина Николаевна не вспыхивала от обиды, не поджимала губ, не метала из глаз гневные стрелы. Но и молча терпеть хамство пациентки не собиралась. Сказала докторски-учительским строгим, но равнодушным тоном:

— Вы все время пытаетесь оскорбить и унизить меня. Напрасно. Напоминаю: вы обратились за помощью, я пришла сюда, чтобы эту профессиональную помощь оказать.

— Давай, оказывай.

— На что жалуетесь?

Вопрос Марии Петровне явно понравился, и она ударилась в нравоучения:

— Барышня, запомни! Степанова никогда не жалуется. Даже в магазине. Вот в глаз дать могу, если словами не понимают. На меня за всю жизнь знаешь сколько жалоб и анонимок написали? Как собрание сочинений Вэ И Ленина. У меня выговоров было больше, чем правительственных наград. Помру — ордена на подушечках понесут. А выговоры, где они? На подтирки пошли. Девушка никогда не жалуйся. Один раз дала слабинку, другой раз слезу пустила — все, пиши пропало. Затрут, в фарш перемелят, сделают из тебя котлеты, сожрут не подавятся.

— Представляю, сколько ты таких котлет проглотила, — опять чуть слышно произнесла Ирина Николаевна.

— Что ты там бормочешь? Не слышу, говори громче.

— Во-первых, я вам не барышня и не девушка. Во-вторых, попрошу мне не тыкать. Я врач, а не ваша домработница.

— Ой-ой! Какие мы строгие! — пропела Мария Петровна. — Да я со всеми на «ты». Министр мне тут как-то говорит: «Вы, Мария Петровна, одна из немногих, кто ко мне на „ты“ обращается». А я ему: «Ты ж верующий, видела по телевизору, как в церкви к президенту со свечкой протискивался, локтями других отпихивал». Поняла?

— Нет.

— Министришка тоже не понял. Он, казнокрад паршивый, с Богом как разговаривает, когда лишний миллион вымаливает? На «ты». А его, значит, выше, чем Бога, ценить надо.

— Но ведь и вы не выше Бога? Или другое мнение имеете?

— Не имею. До Бога или до святой мне как паровозу до балерины.

— Зачем ТЫ вызвала врача? Что ТЕБЯ беспокоит?

Ирина Николаевна не просто подчеркнула голосом «ты» и «тебя», на каждом слове глаза ее чуть расширялись, брови вскидывались. «Тыканье» походило на пощечину. Но Мария Петровна не обиделась, наоборот.

Крепкий орешек, подумала она. И одобрительно кивнула:

— Характер показываешь? Валяй. Те двое, что до тебя из районной поликлиники приходили, тюфяк да кисель, рохля да мямля. Одна из них даже истерику закатила.

— Еще бы, ведь вы ее в туалете заперли. У человека двадцать больных на приеме, десяток вызовов. А ПОЖИЛАЯ пациентка с признаками легкого маразма утверждает, что у нее в унитазе лежит солитер, требует удостовериться и на два часа запирает доктора в туалете.

— На двадцать минут. Нечего было мне как школьнице выговаривать: вы не сдаете анализы, не выполняете предписания. Катись ты со своими рецептами!

— Пожалуй, я так и сделаю. Поскольку у вас нет жалоб, и вы вызываете врача исключительно для того, чтобы потешить себя и развлечься, в моем присутствии нет необходимости. Вам нужен не терапевт, а психиатр.

— Были психиатры, обследовали. Нашли абсолютно здоровой, кроме некоторой повышенной эмоциональной возбудимости, которая выражается в использовании ненормативной лексики. А чего тут удивляться? Когда родителей репрессировали, меня в деревне спрятали. Там слова никто не говорил, чтобы к нему матюка не пристроить. Представляешь, я в восемнадцать лет приехала на рабфак поступать и так материлась, что фронтовики рты раскрывали. Вернее — закрывали.

— На молодых людей это, конечно, производило большое впечатление.

— Неизгладимое.

Мария Петровна отчетливо видела, что докторша желает свести общение к формальному, но срывается, невольно отвечает и вступает в разговор. Хоть и крепкий орешек, да зеленый еще.

— У меня всю жизнь, — продолжала Мария Петровна, — отбоя от мужиков не было, как пиявок их от себя отрывала. Иначе и быть не могло. Ты бы меня видела в молодости! Сокрушительное сочетание: с виду воздушная тургеневская барышня, а внутри трактор на гусеничном ходу. Не из тех я была, что на диванчиках с пяльцами сидят, о прынце мечтают. На кой черт они прынцу нужны? У него зарплата меньше, чем у жены. Прынцу подавай друга и соратника, который плечо подставит. Ему нужна здоровая крепкая лошадь в соседнюю упряжку, а не трепетная лань. Хотя, конечно, желательно, чтобы лошадка походила на нарядного пони.