Вызов врача - Страница 4

К оглавлению

— И где же ваши мужья и дети?

— Померли.

— И муж, и дети?

— Муж пять лет парализованный лежал. Инсульт. Чудной стал…

— А дети? — настойчиво перебила Ирина Николаевна.

Мария Петровна отвернулась, недовольно сморщилась и после секундной заминки ответила:

— Не дал Бог детей.

— Понятно. С вашего позволения я помою руки. Где у вас ванная?

— По коридору налево вторая дверь. Правильно, помой руки, нечего меня грязными лапать. Да смотри! — крикнула Мария Петровна вслед уходящей докторше. — Не сопри там чего-нибудь! У меня парфюмерия дорогая.

Ирина в ванной открыла кран, посмотрела на свои руки. Пальцы дрожали, заледенели, как на жгучем морозе. Только мороз был не внешний, а внутренний, тек по венам вместо крови.

Хорошо держалась, можно себя похвалить. Вот только предательский тремор рук. Они всегда так ведут себя в минуты большого волнения. На экзамене в институте преподаватель однажды возмутился: «Что за вульгарная манера — отвечать и держать руки в карманах!» Ирина молча положила перед ним руки на стол, ладонями вниз, пальцы отбивали дробь. «Извините!» — стушевался преподаватель.

Маленькая удача: пальцы начали вибрировать после того, как Степанова попросила показать руки в самодеятельном спектакле «разве ты не домработница?».

Под струёй горячей воды Ирина ожесточенно массировала кисти. Пальцы покраснели, кажется, немного отпустило. Она закрыла кран, посмотрела на хозяйские полотенца: прикасаться к ним противно. Достала из кармана брюк носовой платок, вытерла руки, промокнула лицо. Своему отражению в зеркале проговорила, как заклинание:

— Это только вздорная больная старуха! И все! Меня с ней ничего не связывает! Ничего! Когда работала в градской больнице, лечила вонючих бомжей. Представь, что это бомжиха, просто ее отмыли.

По длинному коридору Ирина возвращалась в гостиную. Руки не дрожали, но казалось, вибрирует сознание, гудит, как трансформатор, который должен понизить напряжение. Так бывает при эмоциональном накале, когда испытываешь сильное волнение и вынужден тщательно скрывать его. От «трансформатора» подается «ток» только к одной мысли, яркой неоновой вывеске:

«ЛУЧШЕ ТЫСЯЧА БОМЖЕЙ, ЧЕМ ОДНА МАРИЯ ПЕТРОВНА СТЕПАНОВА».

Перед тем как открыть дверь, Ирина глубоко вздохнула и сказала себе: «Погаси лампочки на вывеске и не ври себе. Если бы ты не испытывала жгучего интереса, в пять минут свернула бы визит».

2

Когда Ирина вернулась, Мария Петровна уже перестала изображать прикованную к креслу инвалидку, стояла посреди комнаты, одергивала платье.

— Раздевайтесь, — велела Ирина.

Про себя отметила, что старуха отлично сохранилась. Не толстая, но крепко сбитая, мягкие округлые линии плеч, груди, бедер не расплылись, трикотажное платье подчеркивает плавность и женственность фигуры. И никакая она не старуха, хотя мысленно Ирина предпочитала называть Марию Петровну именно так.

Ирина перевидала сотни больных, сотни голых человеческих тел. Но ее почему-то всегда умиляли старухи, среди которых часто встречались замаскированные одеждой молодые женщины. Лицо в морщинах, руки от кончиков ногтей до ключиц, ноги от щиколоток до колен — дряблые, темные, в пигментных пятнах. А торс и бедра, которые не подвергались солнечному облучению, мелочно-белые и удивительно молодые. Наверняка и Мария Петровна такая, но никакого умиления по отношению к ней Ирина не испытывала. Подошла к столу, вытащила из сумки фонендоскоп, повесила на шею, взяла в руки аппарат для измерения давления.

Раздеваться Мария Петровна не собиралась. Так и заявила:

— И не подумаю!

— Очень мило! — усмехнулась Ирина. — Зачем вы меня пригласили?

— Тебя лично никто не приглашал.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я приглашала хорошего врача.

— Зачем?

— Чаю попить! — с вызовом ответила Мария Петровна.

— Чаю? И только?

— Можно с вареньем, с бутербродами. Ты не очень прожорливая?

— Я вообще пациентов не объедаю и чаи с ними не распиваю. Ошибочку допустили, гражданка.

Ирина сняла с шеи фонендоскоп, затолкала в сумку. Следом упаковала тонометр, громко и резко застегнула «молнию» на сумке.

— Уходишь? — спросила Мария Петровна.

— Мне здесь делать нечего.

— Ну, растудыть жабу через коромысло! Доктора пошли! Не послушала, давление не измерила. Может, у меня криз?

— Врожденный, — тихо, точно самой себе, пробормотала Ирина.

Но Мария Петровна отлично услышала:

— Насмехаешься? А если я во врачебном уходе нуждаюсь?

— Об уходе отсюда только и мечтаю. Или вы сейчас же раздеваетесь, или я ухожу!

— Зачем я тебе раздетая потребовалась?

— Буду слушать ваши легкие и сердце.

— Чего их слушать? Они как у молодой лосихи.

— Гражданка Степанова! — тихо закипая, произнесла Ира. И далее говорила медленно, чеканя каждое слово, будто у Марии Петровны имелись проблемы с восприятием речи. — Вы… врача… вызвали. Следовательно… вас… что-то… беспокоит. Ответьте… пожалуйста… на вопрос. Что… вас… беспокоит?

— Ты раньше не в психушке работала? — Мария Петровна покрутила пальцем у виска. — Ты чего со мной как с дебильной разговариваешь? Или сама, часом, шизофрению подхватила?

— Что… вас… беспокоит? — как автомат повторила Ирина.

— Тьфу ты, заладила! Аппетит меня беспокоит.

— Его отсутствие?

— Присутствие! С утра ничего не ела. Хватит лясы точить, пойдем на кухню чаю попьем.

Мария Петровна развернулась и вышла из комнаты. Ирине ничего не осталось, как, подхватив сумку, двинуться следом.

— Негодяйка! — прошептала Ирина. — Я тебе покажу шизофрению!