Вызов врача - Страница 43

А Мария Петровна вымогала! Тянула из людей деньги. Не намекала, открыто говорила: «Платите!» Перед Восьмым марта, Новым годом тянулись больные с подношениями — конфетами, бутылками, конвертами. Мария Петровна заранее их обзванивала, Ирина пятнами стыда покрывалась. Это — ладно! Можно пережить. Конфликты вспыхивали, когда Мария Петровна отказывалась выполнять свои прямые служебные обязанности. И что с ней делать? Сестер не хватает еще больше, чем врачей. Зарплата мизерная, пенсионерок держат, пока они ногами передвигают.

Павел, посвященный в конфликт Ирины Николаевны и Марии Петровны, посоветовал жене: пиши докладные начальству. Слова к делу не пришьешь, а бумага — всегда аргумент. Ирине этот совет показался, мягко говоря, неинтеллигентным. Но однажды Мария Петровна особенно ее допекла, и Ирина настрочила докладную главному врачу. И пошло! Случалось в день по три докладных писать, будто завзятой кляузнице: «Довожу до вашего сведения, что медсестра Полякова М.П. отказалась…» Главврач докладные складывал и выговаривал обеим: Ирине — строго, Марии Петровне — ласково. Ирина ведь желторотый врач, а Мария Петровна — ветеран труда, тридцать лет в поликлинике.

Погорела Мария Петровна, когда Ирина находилась в декретном отпуске и в поликлинике отсутствовала. Уголовное дело! Мария Петровна опекала одну старушку, которая обещалась ей квартиру оставить. Витамины колола, таблетки приносила и продукты. Ирина старушку хорошо знала, потому что Мария Петровна через день записывала вызовы Ирине к этой бабуле. Лишний знак особого отношения, а Ирине делать нечего — надо идти на вызов, мерить давление и слушать угасающее сердце, лекарства те же. Бабуля умерла, Мария Петровна хотела вступить в права, но тут объявились прямые наследники, которые подали в суд на медсестру, использовавшую служебное положение, чтобы захватить квартиру. Главврач с перепугу заработал предынфарктное состояние, бедолага. Но сообразил: достал из стола папку с Ириниными докладными и предложил медсестре уволиться по собственному желанию. До суда не дошло. Хотя к Ирине, тогда кормящей матери, приходили, спрашивали, не выступит ли свидетелем. Она ответила решительным отказом. Докладные писать — неблаговидное занятие, а в суде выступать против пожилой женщины — это уж ни в какие ворота. Ира считала Марию Петровну личным врагом, кровопийцей и подлой особью, позорящей звание медика. Но правде надо смотреть в лицо: Мария Петровна желала получить квартиру не для себя, а для внучки, крайне неблагополучной девушки.

Конфликт с Марией Петровной стал для Ирины хорошей жизненной школой, выпускница медучилища Верочка, которую поставили на участок, — подарком Провидения. Безотказную, всегда готовую подменить коллегу с другого участка, Верочку любили в поликлинике. Медсестры корыстно пользовались добротой девушки и бескорыстно и активно мечтали выдать ее замуж за хорошего человека.

— Ирина Николаевна! — позвала Верочка. — Чей-то вы в окно так долго смотрите? Пять минут третьего, нажимаю?

— Нажимай! Верочка, я уже говорила, что счастлива работать с тобой?

— Ой, чей-то вы! — радостно вспыхнула девушка, давя пальчиком на кнопку, которая включает лампочку над дверью кабинета «Входите».

«Чей-то» имело у Верочки множество интонаций и заменяло в словарном запасе десятки выражений.

— Чистая правда! — заверила Ирина. Повернулась к вошедшему пациенту: — Здравствуйте! Садитесь. Ваша фамилия? Есть карточка?

До конца приема оставалось полчаса, когда пришла Стромынская. Не обращая внимания на пациента — старичка с артритными пальцами, сражавшегося с пуговицами на рубашке, — спросила:

— Сколько стоит пальто твоего мужа? Я своему тоже хочу, драповое черное и длинное.

— Вера, выпиши направления на анализы: кровь общий, моча, — диктовала Ирина, — и на УЗИ сердца. Не помню, — ответила она Стромынской. — А где ты видела Павла?

— Да только что в коридоре, он ведь от тебя шел. Обозналась, подумала Ирина. Вытащила записную книжку, отданную матерью, и протянула Стромынской:

— Твоя?

— Моя. Откуда она у тебя?

— Степанова вернула.

— Все-таки она стащила, а мне врала, что не ее рук дело. Еще сказала, что я… но это ладно, — осеклась Стромынская, как человек, чуть не сболтнувший унизительную для себя информацию. Но после секундного колебания (обида пересилила соображения конспирации) все-таки выложила: — Эта грымза заявила, что не доверила бы мне клистир поставить. Представляешь? Мне! Врачу первой категории, с двадцатилетним стажем!

Ирина полностью разделяла точку зрения матери на профессиональные качества Стромынской, но вслух этого, естественно, произнести не могла.

— Послал тебе бог пациентку на участок! За какие грехи? — продолжала Стромынская. — Я от нее вышла, семью потами обливаясь.

«Получив конверт с деньгами, — мысленно продолжила Ирина, — и еще продукты прихватив. Достойная плата за получасовое заточение в туалете».

— Спасибо! Я пойду? — спросил старичок пациент, напуганный тем, что в его присутствии врачи перемывают косточки больным.

— Присядьте, — показала Ирина на стул, — мы еще не договорили. Я звонила в больницу, — обратилась она к Стромынской, — Краско умер, двусторонняя пневмония.

Стромынская не посчитала нужным изобразить печаль или раскаяние, пожала плечами и поведала то, ради чего пришла:

— Я у главного на завтра отпросилась на полдня, тебе мои вызовы запишут. Пока! Бывайте!

— Чей-то все гадины так хорошо устраиваются? — не стесняясь пациента, возмутилась Верочка, когда за Стромынской закрылась дверь.