Вызов врача - Страница 44

Ирина перевернула карточку, прочитала на первом листе имя больного и обратилась к нему:

— Иван Александрович! Вам необходимо пройти обследования, по результатам которых…

Стромынская не обозналась. Она действительно видела в коридоре Павла, стремительно шагавшего, не ответившего на приветствие, в расстегнутом пальто.

Во искупление вчерашнего приступа ревности

Павел решил встретить жену после работы. На подходе к кабинету Ирины его ноги вдруг отяжелели, а лицо окаменело. У стены стоял мужик и читал газету. Явно не пациент, явно дожидается Ирину. Отлично знакомая поза, сам так не раз стоял, отгораживаясь газетой от сидящих на лавке больных.

Павел прошел в конец коридора, изображая идущего по делу (какого лешего, для кого спектакль?), дернул закрытую дверь процедурного кабинета, развернулся и двинул в обратную сторону. Отчетливо услышал, как спросили «ухажера»:

— Вы последний?

— Нет-нет, я не на прием.

«Не на прием! Не на прием!» — пульсировала кровь в ушах. Кажется, кто-то поздоровался с ним, Павел не ответил. У гардероба нечаянно толкнул плечом женщину, прошипел сквозь зубы извинения, будто проклятия.

Выскочил на улицу, в лицо ударил морозный ветер, распахнул незастегнутое пальто. Холода Павел не ощущал. Он кипел, раскалился докрасна от гнева и ярости. Как чайник. «Я и есть чайник», — думал Павел, подставляя разгоряченное лицо ветру.

Вспомнились Ирины слова, не раз повторенные: «Ты обладаешь удивительной способностью заводиться с полоборота из-за пустяков». Она еще прибавляла: «Живем не тужим. Тишь, гладь, божья благодать. Вдруг — бах! Трах! Замыкание, искры во все стороны, пулеметная очередь, артиллерийская канонада, танковая атака! Окопы сровнялись с землей. Сдаюсь! Бери меня в плен! Только не стреляй, зачехли орудия!»

Водится за ним такой грех, чистая правда, гневлив нешуточно. В детстве слыл отчаянным драчуном, первым бил обидчиков, кулак летел вперед, опережая мысль и разум. С годами научился сдерживаться, давить вспышки гнева. Но сегодня, пять минут назад, до судороги в руке хотелось вмазать «ухажеру», впечатать ему газету в расквашенное лицо. Но устроить драку с любовником жены в коридоре поликлиники! Это уже слишком!

Возможность того, что он потеряет Ирину, разрушится их семья, была настолько кошмарна, что не поддавалась осмыслению. Все равно как представлять в деталях свою предсмертную агонию. Думать — невозможно, кипеть от ярости — легко.

А что делать? Как он должен поступить прямо сейчас? Купить водки и поехать к Даниле, пусть принимает в свой клуб обманутых мужей! Решение не оригинальное, но другого не имеется.

4

Верочка и Ирина вместе вышли из кабинета. Верочка держала стопку медицинских карточек, Ирина закрывала дверь на ключ. К ним шагнул мужчина, посмотрел на одну, на вторую, выбрал Верочку:

— Добрый вечер! Позвольте задержать вас на несколько минут?

— Чей-то? Прием окончен!

— Убедительно вас прошу!

— Нет, ну что за люди! — продолжала возмущаться Верочка.

— Ирина… Ирина Николаевна! Я друг вашей мамы, мне обязательно нужно с вами поговорить.

— Разве у вас есть мама? — удивленно посмотрела на Ирину медсестра.

— Теоретически у каждого есть мать. До свидания, Верочка! До завтра.

— Ага! Я пошла. — Вывернув шею, продолжая рассматривать мужчину, Верочка медленно двигалась по коридору.

— Простите, обознался! — вслед произнес мужчина.

Ирина откровенно и молча его рассматривала. Сколько, мать говорила, ее любовнику? Двадцать семь. Выглядит на все сорок, изрядно потрепанный. Но совершенно не похож на душегуба или убийцу. Впрочем, с преступниками Ирина никогда дела не имела, неизвестно, под какой личиной они прячутся. Этого она бы скорее отнесла к породе тихих интеллигентных неудачников, чья карьера в институте не поднимается выше старшего преподавателя, а на предприятии — ведущего инженера. Заведующим кафедрой или начальником цеха такому никогда не стать.

— Меня зовут Толик… то есть Анатолий… Витальевич.

Он заметно стушевался под оценивающим, далеким от дружелюбия взглядом Ирины.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Я друг вашей мамы, — повторил Толик Витальевич. — До недавнего времени близкий… до сегодняшнего дня… Маруся меня прогнала.

Он никак не мог взять правильный тон, смущался и заикался. Ирина была спокойна и тверда как скала. Только любовника матери ей не хватало!

— Обязательно посвящать меня в подробности ваших отношений?

— Нет, простите, Ирина… Николаевна.

— Анатолий Витальевич! Чего вы от меня хотите? Надеюсь, не выступить ходатаем в примирении с Марией Петровной Степановой?

В коридоре появилась уборщица с ведром и шваброй. Ирина пошла на выход, Анатолий Витальевич засеменил следом. Быстро заговорил, обращаясь к затылку Ирины:

— Возможно, вы не знаете… Маруся очень скрытный человек, хотя с первого взгляда может показаться, что очень открытый… Я не подозревал, например, о вашем существовании, извините. Маруся никогда не говорила, что у нее есть дети… дочь, такая… взрослая.

Не случайно он принял Верочку за Ирину.

— Постарше вас буду.

— Разве? Мне сорок, то есть тридцать семь. Мать в своем репертуаре! Врет на каждом шагу! Ради эффекта скинула любовнику десять лет. Правда, произведенный на Ирину эффект оказался противоположного свойства. Да и… пятьдесят четыре минус тридцать семь — семнадцать лет — вызывающая, если не сказать пошлая, разница в возрасте. Хотя, с другой стороны, вынуждена была признать Ирина, мать отлично выглядит и рядом с Толиком не смотрелась бы старшей сестрой.