— Вы, конечно, пригрозили засунуть бананы в уши спиритам?
— И в уши тоже. Чай подогреть?
— Если вас не затруднит.
Ирина самостоятельно сделала себе второй бутерброд с икрой, потом принялась за уполовиненный с бужениной, за ним пришла очередь бутерброда с сыром и шоколадной конфеты. Как отомстить за угощение, Ирина придумала. Потягивала чай и спрашивала:
— Мария Петровна, откуда такой повышенный интерес к смерти? У вас роковой недуг?
— У меня? Ты что, с ума сошла!
Но по тому, как испуганно забегали у нее глаза, Ирина безошибочно поняла: вот она, болевая точка. Сейчас старушка расколется и пустит слезу над своим диагнозом. А ей не дадим мы скорого облегчения и с утешениями торопиться не будем. Помучайся, хлебосольная тиранка!
— Благодарю за угощение! — Ира вытерла пальцы салфеткой. — Оно пришлось как нельзя кстати. — Достала из сумки кошелек, вытащила несколько купюр, положила их на стол. — Примите плату. Надеюсь, достаточно? Это по ресторанным расценкам.
— Мне… плату? — опешила Мария Петровна. — За кусок хлеба в моем доме?
— А также за икру, сыр, буженину, две чашки чая и шоколадную конфету «Каракум». — Ирина показала на пустой фантик. — Тут с чаевыми, — двинула стопку денег к Степановой.
— Давно со мной такого не бывало! Девочка, ты где научилась людям в душу плевать? Как тебя мама воспитала?
— Вот кого бы я сейчас не желала обсуждать, так это мою маму! Давайте вернемся к проблемам вашего здоровья. Какие жалобы?
Мария Петровна не успела ответить, зазвонил телефон. Она сняла трубку. На протяжении всего разговора не сводила с Ирины возмущенного взгляда. Но речь ее находилась в большом противоречии с этим взглядом, и возмущение постепенно таяло.
— Алло! Толик? Здравствуй, мой мальчик! Соскучился? — ворковала Мария Петровна. — Конечно, я тоже скучала. Нет, сегодня не могу. Дурашка, не надо ревновать. Когда? Может быть, завтра. Билеты в театр? Ладно, купи. Нет, не одна. Почему сразу мужчина! Молодая симпатичная женщина. Ах ты, льстец! Правду говоришь? Да верю, верю. Что делаем? Занимаемся делами. Я тебе не скажу. Маленький женский секрет. У меня всегда есть секреты? Загадка? Я загадка? Хорошо, котенок, поотгадывай на досуге. Нет, сегодня больше не звони, можешь завтра вечером позвонить. Я тебя тоже целую.
Мария Петровна положила трубку, показала на телефонный аппарат и сообщила:
— Я не сразу заметила, что размерчик изменился.
— Какой размерчик?
— Контингент! — довольно хохотнула Степанова.
Ирина по-прежнему ничего не понимала.
— Мною стали интересоваться молодые мужчины. Знаешь, сколько Толику лет? Двадцать семь!
Ее хвастовство било мимо цели. Ирина не прятала своих чувств — лицом выражала откровенную брезгливость. А досаду — слишком быстро Степанова забыла выпад с платой за хлебосольство и сумела нанести новый удар — Ирине удалось скрыть.
— Что мы носик-то сморщили? — отреагировала Мария Петровна. — У тебя мужа увела женщина зрелая и в расцвете сил?
— Никто у меня мужа не уводил. И вообще я не собираюсь вести с вами посторонние разговоры. Готова обсуждать только проблемы, связанные с вашим здоровьем…
— Ты второй час беседуешь со мной на посторонние темы, — справедливо напомнила Степанова. — Значит, зацепило за живое. Слушай умную тетю, пока тетя жива.
— Мне неинтересно…
— Врешь! Очень интересно! Да и мне с тобой тоже. Есть в тебе такое, что меня задевает. Наверное, твоя клеточность.
— Одноклеточность? — переспросила Ира.
— Почему «одно»? Побольше — десятиклеточность. И в каждой клеточке — порядок, чистота, закон и правила. Это хорошо, это плохо, правильно — неправильно, наши — ваши, красные — белые, задница — …передница.
— Полагаете, я — ходячий набор штампов?
— Или хочешь казаться ботанической особью. Но злость праведную не скрыть. Чего ты нервничаешь? Не стану я тебя в туалете запирать и книжки твои воровать. И твоими рубликами, — Степанова презрительно ткнула пальцем в деньги, лежащие на столе, — меня слабо шокировать. О чем мы говорили? О женщинах бальзаковского возраста. Тебе вместе со всем прогрессивным человечеством противно, что они молодых любовников заводят.
— Мне это безразлично.
— Неправда. Сама рефлексы восхваляла. Как должна реагировать молодая здоровая самка, если самцов-производителей уводят из стаи? Правильно — показать клыки и грозно зарычать. Переводя на цивилизованный язык, обозвать подобные отношения пошлыми и безнравственными. Причем если старый кобель окрутит молоденькую собачонку, общество поохает-поахает, но примет их. Опять рефлексы — самочка понести может, род продолжить, значит, все в ажуре. Между тем связи молодых людей с матронами тоже не редкость, но их в секрете, как правило, держат. Общественному мнению иногда кость подкинут — напишут о браках известных актрис или певиц преклонного возраста с юными дарованиями. Общество кость обмусоливает и желчью исходит. Но обрати внимание, как эти актриски преображаются, буквально светятся зрелой красотой, и талант их будто новое дыхание обретает, и глаз от них не отвести.
— Возрастная климактерическая гиперсексуальность, в народе называемая бешенством матки.
— В народе! — отмахнулась Мария Петровна. — Знаешь, как в народе дрын, которым груши околачивают, называют? То-то же! Вот вспомни, когда тебе было лет семнадцать-восемнадцать, не липли к тебе старые сорокалетние перечники?
Липли, и неоднократно, могла бы согласиться Ирина, но сочла за лучшее промолчать.
— Это категория мужиков, которые девушек после двадцати считают отжившим свое бракованным материалом. Козлы! Но как я удивилась, когда после сорока-сорока пяти стали вокруг меня малолетки возникать и кружить. Я-то по наивности думала, младшему товарищу требуется совет опытного наставника. Как же, совет! Им любовь-морковь подавай, и все по-серьезному. Вот проживешь еще десяток лет, сама увидишь.